![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
fra_evgeny "Позднее, уже во время войны, я понял, что вся территория рынка делилась на участки, которые были облюбованы определенными группами продавцов и покупателей.
На окраинах рынка располагались крестьяне, которые торговали с телег, а зимой - с саней.
Ближе к улице Большевиков была и "коновязь".
С телег и саней торговали негабаритным инвентарем: граблями, вилами, лопатами, кадками, бураками...
Верхний рынок. Торговля кадками. Фото Л.Шишкина. 1930-е гг.
Верхний рынок. Торговля лопатами и бураками. Фото Л.Шишкина, 1930-е гг.
Грудами лежали лапти ("бродни", "босяки").
Верхний рынок. Торговля лаптями. Фото Л.Шишкина, 1930-е гг.
Верхний рынок. Вывеска игрушечно-гармонного ряда. Фото Л.Шишкина, 1930-е гг.
Верхний рынок, торговля игрушками. Фото Л.Шишкина, 1930-е гг.
На окраинах рынка располагались крестьяне, которые торговали с телег, а зимой - с саней.
Ближе к улице Большевиков была и "коновязь".
С телег и саней торговали негабаритным инвентарем: граблями, вилами, лопатами, кадками, бураками...
Верхний рынок. Торговля кадками. Фото Л.Шишкина. 1930-е гг.
Верхний рынок. Торговля лопатами и бураками. Фото Л.Шишкина, 1930-е гг.
Грудами лежали лапти ("бродни", "босяки").
Верхний рынок. Торговля лаптями. Фото Л.Шишкина, 1930-е гг.
Стояли корзины и корзинки, короба из ивового и черемухового прута. Разные по своим формам и величине, в какой-то степени характеризующие нрав хозяина и его мастерство в плетеночном деле.
Сюда подходили серьезные, домовитые мужики и бабы. Пустым никто не уходил.
Из заречных мест (Макарья, Вахрушей, Порошино, Слободского) переправлялись на пароме, который тащил буксир с легендарным названием "Митя".
Игрушечный и гармонный ряд. Никакого ряда я не помню. Игрушки были выставлены на коротки, отдельных, скорее всего самодельных прилавках.
Сюда подходили серьезные, домовитые мужики и бабы. Пустым никто не уходил.
Из заречных мест (Макарья, Вахрушей, Порошино, Слободского) переправлялись на пароме, который тащил буксир с легендарным названием "Митя".
Игрушечный и гармонный ряд. Никакого ряда я не помню. Игрушки были выставлены на коротки, отдельных, скорее всего самодельных прилавках.
Верхний рынок. Вывеска игрушечно-гармонного ряда. Фото Л.Шишкина, 1930-е гг.
Капокорешковые шкатулки, "дымка", глиняная игрушка (в основном копилки) - кошечки, свинки, девицы, коробки с отверстиями для монет. Разные деревянные статуэтки, кувшины.
Шкатулки и матрешки, инкрустированные клееной соломкой.
Покупали игрушки как сувениры и на подарки. В других городах, по крайней мере в столице, они пользовались спросом, особенно дымковская игрушка и резные, разных фасонов ложки и половники.
Шкатулки и матрешки, инкрустированные клееной соломкой.
Покупали игрушки как сувениры и на подарки. В других городах, по крайней мере в столице, они пользовались спросом, особенно дымковская игрушка и резные, разных фасонов ложки и половники.
Верхний рынок, торговля игрушками. Фото Л.Шишкина, 1930-е гг.
Гармонного ряда не было. Была веселая, чуть под хмельком толпа. Говорливая, частушечная.
Правда, в военные годы чаще наигрывали грустные, надрывные мелодии (прощанье, расставание, тоска...).
Гармоней продавалось и выставлялось на показ до сорока-пятидесяти штук.
Покупатели пробовали многие инструменты, пока не останавливались на полюбившейся "хромке".
Мастера нахваливали свое изделие, в которое, наверняка, вкладывали душу.
Особое внимание, кроме голосистости, обращалось на отделку: качество лака для корпуса, яркость ситца или цветной бумаги на меха, чистоту и цвет клавиш, инкрустацию, яркую внешность и душевный голос.
Продавались гармони:
- "Венка" и "Русский строй";
- "Тальянки";
- Трех- и четырехрядные баяны;
- Детские гармошки.
Но в основном торговали "хромками".
Были дорогие, великолепно инкрустированные разными "красотульками" экземпляры, были и попроще, подешевле.
В общем, купить хромку" в то время не представляло никакой сложности. Никаких заумных цен.
Нормальный инструмент стоил 700-900 рублей. Если сравнить с водкой - нашим неизменным эталоном - то бутылка непроверенной водки под красным сургучом стоила 200-220 рублей.
Мне мама после долгого моего нытья купила "хромку" за 700 рублей.
Рад был необычайно, и довольно быстро, хоть и примитивно на слух, стал наигрывать популярные танцы.
Летом девчонки (постарше нас на два-три года) из соседнего двора танцевали вальс и танго под мой аккомпанемент. На зависть гармонистам появились трофейные аккордеоны.
Верхний рынок. Коновязь. Фото 1940-50-х гг.
Особый интерес представляла толпа, по сравнению с другими местами, довольно тихая, говорящая вполголоса.
Она постоянно находилась в движении, меняла свои контуры.
Деньги здесь переливались из рук в руки довольно значительные. Многие покупатели и продавцы знали друг друга, и обмана, как правило не бывало.
Здесь торговали спиртным. Главный продукт "купли-продажи" - водка. Вино и разные наливки продавались очень редко.
В голы войны предлагать "красулю" считалось неприличным, и на продавца смотрели с жалостью и удивлением.
Водка и только водка!
Я только однажды принимал участие в этих торгах, но как "статист".
Мои друзья - одногодки Валерка Жмурин и Славка Невзоров, в силу жизненных обстоятельств, после пятого класса стали работать.
Валерку приняли на ТЭЦ№1 на место недавно погибшего на фронте отца.
Славка устроился на завод "Физприбор".
Нужно сказать, что они не бегали с предприятия на предприятие, работали честно, не увольнялись и вышли на пенсию с тех мест, на которые поступили в пятом классе.
Так вот, товарищи стали рано получать деньги, и однажды они решили попробовать спиртного.
До этого мы ни разу не выпивали.
Пошли на рынок. Взяли с собой и меня.
Долго, подражая взрослым мужикам, вертели бутылку, спрашивали, настоящая ли.
А какой продавец ответит, что поддельная.
Наконец, после долгих колебаний купили за 220 рублей "Московскую особую". Наклейка заводская, белый сургуч на пробке, вроде бы целый.
Купили еще полбуханки хлеба и стакан семечек.
Во дворе их дома (а они жили напротив Герценки) был старый здоровенный дореволюционных времен сарай с конюшней и сеновалом, на котором было сено. Его запасли для коз, которых у жильцов было порядочно.
Мы залезли на сеновал, расстелили заранее приготовленную газету и разложили на ней наш плебейский припас.
Парни выпили почти по стакану. Я осилил половину.
Как пришел домой - не помню. Тошнило.
Мать говорила:
- Мучайся! Мучайся! Не будешь больше пить.
На другой день лежал. Мутило.
Пить зарекся. Зарок действовал до получения аттестата зрелости" и выпускного вечера.
Приятели пару часов спали на сене. Замерзли и только к вечеру доковыляли до своих лежанок.
Больше на рынок за спиртным не ходили.
Коломенские паровозостроители и питерские инструментальщики, эвакуированные в Киров в начале войны, усложнили криминальную обстановку в городе и на улицах и особенно на рынках.
Резко возросли случаи мелкого хулиганства, хамского поведения, наглых поступков.
Одноклассник, писатель В.А. Ситников, рассказывал мне о происшествии, случившемся с его женой давным-давно, когда она училась в первом классе.
Ирина шла по улице и бережливо ела ржаную булочку, которые давали в школе всем учащимся.
Навстречу - бабка работяга (из Коломенской братии). Она выхватила у девчоночки заветное лакомство и, ничего не говоря, в два откуса заглотила его.
Обидно!
На рынках появились "хапальщики". Участились наглые кражи, прямо с прилавков, из рук торговцев, на глазах у всех - "на хапок".
Иногда, покупая какую-нибудь вещь, деньги только показывали. Вещицу давали посмотреть сообщнику, тот передавал третьему, и покупка уплывала через сообщников.
Концов не найдешь!
Появились игры, которых местные жители до войны и не знали.
Доверчивых провинциалов, не развращенных столичными обычаями, обманывали так называемые "наперсточники", разные держатели беспроигрышных лотерей, приглашали попытать счастья и сыграть в "три карты" и т.д.
У входа на рынок стоял мужичок в темных очках, то ли слепой, то ли нет - неизвестно. На груди ящичек с бумажками, сложенными конвертиками. На ящичке белая мышка вытаскивала конвертики, предсказывавшие будущее.
Гадали, в основном, женщины. Иной раз и выпившие мужички бросали монету и получали конвертик. Прочитав о своем грядущем, шли в ближайшую пивную.
На рынке кормилось много инвалидов. Кто - без руки, кто - без ноги. В основном они торговали самосадом. Его продавали стаканами. Те же, кто предлагал "легкий" табачок, продавал его спичечными коробками.
Мне запомнился один из инвалидов. Постоянно, с утра до вечера каждый день, на рынке бывал безногий инвалид.
Он сидел, пристегнутый ремнями к низкой тележке, на мягкой подстилке.
Зимой к тележке были привинчены легкие коньки "Снегурочки", летом - большие подшипники.
В руках короткие палки с наконечниками, которыми он отталкивался от земли.
Он не был грязным. Одежда - солдатская. Телогрейка, армейская шапка, стеганые штаны.
Где и с кем он жил, никто толком не знал. Но он не голодал. Деньги и курево, видимо, были у него в достатке.
Милостыню он не просил, а просто подъезжал к продавцу и кивал головой.
На коленях лежала коробка, куда сердобольный торговец бросал или денежку, или кусок хлеба, а иногда и что-нибудь повкуснее.
В пивной посетители брали ему кружку пива или стопку водки с закусью, не требуя оплаты.
Бывая два-три раза в неделю на рынке (это когда учились во вторую, а то и третью смену), мы детально знали его маршрут.
Он не злоупотреблял добротой торгующих, не подъезжал по два раза, делал перерывы во взимании подаяния.
что было с ним позднее, какова его судьба, не знаю.
После 1947 года мы перестали бывать на рынке. Кормиться мы стали сытнее, окрепли. Увлеклись спортом, да и учеба стала серьезнее".
--------------------
Е. Мильчаков. Рынки. Киров, 2007. С. 24-33.
Правда, в военные годы чаще наигрывали грустные, надрывные мелодии (прощанье, расставание, тоска...).
Гармоней продавалось и выставлялось на показ до сорока-пятидесяти штук.
Покупатели пробовали многие инструменты, пока не останавливались на полюбившейся "хромке".
Мастера нахваливали свое изделие, в которое, наверняка, вкладывали душу.
Особое внимание, кроме голосистости, обращалось на отделку: качество лака для корпуса, яркость ситца или цветной бумаги на меха, чистоту и цвет клавиш, инкрустацию, яркую внешность и душевный голос.
Продавались гармони:
- "Венка" и "Русский строй";
- "Тальянки";
- Трех- и четырехрядные баяны;
- Детские гармошки.
Но в основном торговали "хромками".
Были дорогие, великолепно инкрустированные разными "красотульками" экземпляры, были и попроще, подешевле.
В общем, купить хромку" в то время не представляло никакой сложности. Никаких заумных цен.
Нормальный инструмент стоил 700-900 рублей. Если сравнить с водкой - нашим неизменным эталоном - то бутылка непроверенной водки под красным сургучом стоила 200-220 рублей.
Мне мама после долгого моего нытья купила "хромку" за 700 рублей.
Рад был необычайно, и довольно быстро, хоть и примитивно на слух, стал наигрывать популярные танцы.
Летом девчонки (постарше нас на два-три года) из соседнего двора танцевали вальс и танго под мой аккомпанемент. На зависть гармонистам появились трофейные аккордеоны.
Верхний рынок. Коновязь. Фото 1940-50-х гг.
Особый интерес представляла толпа, по сравнению с другими местами, довольно тихая, говорящая вполголоса.
Она постоянно находилась в движении, меняла свои контуры.
Деньги здесь переливались из рук в руки довольно значительные. Многие покупатели и продавцы знали друг друга, и обмана, как правило не бывало.
Здесь торговали спиртным. Главный продукт "купли-продажи" - водка. Вино и разные наливки продавались очень редко.
В голы войны предлагать "красулю" считалось неприличным, и на продавца смотрели с жалостью и удивлением.
Водка и только водка!
Я только однажды принимал участие в этих торгах, но как "статист".
Мои друзья - одногодки Валерка Жмурин и Славка Невзоров, в силу жизненных обстоятельств, после пятого класса стали работать.
Валерку приняли на ТЭЦ№1 на место недавно погибшего на фронте отца.
Славка устроился на завод "Физприбор".
Нужно сказать, что они не бегали с предприятия на предприятие, работали честно, не увольнялись и вышли на пенсию с тех мест, на которые поступили в пятом классе.
Так вот, товарищи стали рано получать деньги, и однажды они решили попробовать спиртного.
До этого мы ни разу не выпивали.
Пошли на рынок. Взяли с собой и меня.
Долго, подражая взрослым мужикам, вертели бутылку, спрашивали, настоящая ли.
А какой продавец ответит, что поддельная.
Наконец, после долгих колебаний купили за 220 рублей "Московскую особую". Наклейка заводская, белый сургуч на пробке, вроде бы целый.
Купили еще полбуханки хлеба и стакан семечек.
Во дворе их дома (а они жили напротив Герценки) был старый здоровенный дореволюционных времен сарай с конюшней и сеновалом, на котором было сено. Его запасли для коз, которых у жильцов было порядочно.
Мы залезли на сеновал, расстелили заранее приготовленную газету и разложили на ней наш плебейский припас.
Парни выпили почти по стакану. Я осилил половину.
Как пришел домой - не помню. Тошнило.
Мать говорила:
- Мучайся! Мучайся! Не будешь больше пить.
На другой день лежал. Мутило.
Пить зарекся. Зарок действовал до получения аттестата зрелости" и выпускного вечера.
Приятели пару часов спали на сене. Замерзли и только к вечеру доковыляли до своих лежанок.
Больше на рынок за спиртным не ходили.
Коломенские паровозостроители и питерские инструментальщики, эвакуированные в Киров в начале войны, усложнили криминальную обстановку в городе и на улицах и особенно на рынках.
Резко возросли случаи мелкого хулиганства, хамского поведения, наглых поступков.
Одноклассник, писатель В.А. Ситников, рассказывал мне о происшествии, случившемся с его женой давным-давно, когда она училась в первом классе.
Ирина шла по улице и бережливо ела ржаную булочку, которые давали в школе всем учащимся.
Навстречу - бабка работяга (из Коломенской братии). Она выхватила у девчоночки заветное лакомство и, ничего не говоря, в два откуса заглотила его.
Обидно!
На рынках появились "хапальщики". Участились наглые кражи, прямо с прилавков, из рук торговцев, на глазах у всех - "на хапок".
Иногда, покупая какую-нибудь вещь, деньги только показывали. Вещицу давали посмотреть сообщнику, тот передавал третьему, и покупка уплывала через сообщников.
Концов не найдешь!
Появились игры, которых местные жители до войны и не знали.
Доверчивых провинциалов, не развращенных столичными обычаями, обманывали так называемые "наперсточники", разные держатели беспроигрышных лотерей, приглашали попытать счастья и сыграть в "три карты" и т.д.
У входа на рынок стоял мужичок в темных очках, то ли слепой, то ли нет - неизвестно. На груди ящичек с бумажками, сложенными конвертиками. На ящичке белая мышка вытаскивала конвертики, предсказывавшие будущее.
Гадали, в основном, женщины. Иной раз и выпившие мужички бросали монету и получали конвертик. Прочитав о своем грядущем, шли в ближайшую пивную.
На рынке кормилось много инвалидов. Кто - без руки, кто - без ноги. В основном они торговали самосадом. Его продавали стаканами. Те же, кто предлагал "легкий" табачок, продавал его спичечными коробками.
Мне запомнился один из инвалидов. Постоянно, с утра до вечера каждый день, на рынке бывал безногий инвалид.
Он сидел, пристегнутый ремнями к низкой тележке, на мягкой подстилке.
Зимой к тележке были привинчены легкие коньки "Снегурочки", летом - большие подшипники.
В руках короткие палки с наконечниками, которыми он отталкивался от земли.
Он не был грязным. Одежда - солдатская. Телогрейка, армейская шапка, стеганые штаны.
Где и с кем он жил, никто толком не знал. Но он не голодал. Деньги и курево, видимо, были у него в достатке.
Милостыню он не просил, а просто подъезжал к продавцу и кивал головой.
На коленях лежала коробка, куда сердобольный торговец бросал или денежку, или кусок хлеба, а иногда и что-нибудь повкуснее.
В пивной посетители брали ему кружку пива или стопку водки с закусью, не требуя оплаты.
Бывая два-три раза в неделю на рынке (это когда учились во вторую, а то и третью смену), мы детально знали его маршрут.
Он не злоупотреблял добротой торгующих, не подъезжал по два раза, делал перерывы во взимании подаяния.
что было с ним позднее, какова его судьба, не знаю.
После 1947 года мы перестали бывать на рынке. Кормиться мы стали сытнее, окрепли. Увлеклись спортом, да и учеба стала серьезнее".
--------------------
Е. Мильчаков. Рынки. Киров, 2007. С. 24-33.
