И.С. Тургенев. "Рассказ отца Алексея".
Sep. 17th, 2012 02:52 am![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
fra_evgeny "Рассказ отца Алексея" И.С. Тургенева (1877 г.) - редкое обращение русского классика к образу русского духовенства. Жизнь духовного сословия в России долгое время была закрытой, почти не обсуждаемой темой. К тому же сама русская классическая литература ХIХ века - это на 90 % бытописание дворянского класса. Русского дворянства сегодня нет; между тем, православное духовенство наше никуда не делось. Были, конечно же, талантливые писатели, обращавшиеся к этой теме, и даже посвятившие ей довольно значительную часть своего творчества (Н. Лесков). Не было бесписьменным и само духовенство. В 1858 году в Лейпциге без указания имени автора и даже без его согласия была издана книга тверского священника Иоанна Беллюстина "Описание сельского духовенства". Произведение о.Иоанна произвело в России эффект разорвавшейся бомбы и вызвало живейшую полемику. По словам протоиерея В. Певницкого, "как громом поразила и пришибла тогдашних архиереев эта книга", и "все интеллигентные люди постарались ее достать и прочитать, как ни трудно это было" (Русская старина, 1905, №5, с. 542-543). Не молчали и бывшие семинаристы - в 1862-63 гг. в русских журналах были опубликованы "Очерки бурсы" Н. Помяловского. На этом фоне небольшой рассказ Тургенева, написанный и опубликованный в конце 1870-х годов, выглядит довольно блекло. "Рассказ отца Алексея" был почти не замечен критикой, а сам Тургенев называл его даже "безделицей". Между тем, произведения отца И.Беллюстина и Н.Помяловского - это по большей части публицистика и взгляд самого духовного сословия на собственное положение. Рассказ же Тургенева - взгляд снаружи, обращение к теме жизни духовенства знаменитого писателя-дворянина. Оставим сразу в стороне вопрос о правдивости повествования. Художественное произведение - это не только правда факта. Сам писатель замечал, что действительно слышал эту историю от одного из знакомых священников: "Эта штука озаглавлена "Рассказ священника", и в ней совершенно набожным языком передается (действительно сообщенный мне) рассказ одного сельского попа о том, как сын его подвергся наущению дьявола (галлюцинации) - и погиб". Вообще, рассказ вроде бы выдержан в духе т.н. готической, таинственной литературы, сюжет перенасыщен мистикой, вмешательством в жизнь главных героев потусторонних злых сил, но в нем есть и масса характерных черт жизни русского белого духовенства ХIХ века. Вот эти-то живые стороны, весьма верно подмеченные Тургеневым, и привлекли мое внимание.
Конечно же, монолог отца Алексея в рассказе - это так или иначе плод литературного труда Тургенева. Возможно, что-то было подвергнуто авторской цензуре. Частично рассказ может быть вымыслом, хотя нет никаких оснований не доверять словам писателя о подлинности его беседы с сельским священником.
Сразу обращает на себя внимание семейственность (в лучшем смысле этого слова), родительская любвеобильность нашего духовенства. Отец Алексей мучается со своим непутевым сыном,![]()
страдает вместе с ним, пытается поправить его все более ухудшающееся положение всеми средствами. Замечательно, что о своем старшем сыне о.Алексей упоминает лишь мельком: "...один мой сын вышел в архиереи - и не так давно скончался у себя в епархии..." Конечно же, не ему, старшему, посвящен рассказ священника, но - заметим - он не вспоминает о нем и далее, не ставя его благополучную и успешную жизнь в упрек младшему. Между тем, русское архиерейство было настолько немногочисленным, что если посчитать в ХIХ веке царских министров - даже их окажется меньше. Где же тогда нелестные сравнения, где сетования на сыновнюю неблагодарность в адрес младшего, где родительский гнев? Обратим внимание и на само имя младшего - Яков, и здесь уже история жизни сельского пастыря приобретает черты библейского повествования. Тем резче разница между родительскими надеждами и нагрянувшим горем. Даже готовясь рассказать о самом тяжелом, священник не забывает о давних радостях: "Никогда он нам с попадьей не причинил неприятности самомалейшей; смиренник был". Нет отказа и благословить сына на светское поприще после окончания семинарии. Вот здесь - в переписке отца Алексея с сыном - мы видим сразу две отличительные черты жизни тогдашнего белого духовенства, указанные Тургеневым.
Первая черта - частое нежелание воспитанников семинарий принимать священнический сан. О. Иоанн Беллюстин упоминает о трудностях (даже для лучших выпускников) в поисках прихода. В рассказе Тургенева вроде бы все гладко - отец Алексей живет надеждой передать свое место сыну. Но Яков пишет: "Не лежит сердце мое к духовному званию, ужасаюсь я ответственности, боюсь греха - сомнения во мне возродились!" Это вполне типичный случай; даже не будет преувеличением сказать, что лишь немногие воспитанники семинарий думали о принятии сана в будущем. У Лескова в "Соборянах" сын просвирни Варнава, закончивший семинарию по первому разряду, в попы не идет, а поступает в уездное училище учителем математики, объясняя при этом, что "не хочет быть обманщиком". "Придешь, бывало на молитву, - вспоминал митрополит Евлогий (Георгиевский), - в огромном зале стоят человек триста-четыреста, и знаешь, что 1/2 или 1/3 ничего общего с семинарией не имеют: ни интереса, ни симпатии к духовному призванию. Поют хором молитвы, а мне слышится - поют не с религиозным настроением, а со злым чувством; если бы могли, разнесли бы всю семинарию" ("Путь моей жизни". М., 1994. С.81). Причины поступления в духовное училище, а затем в семинарию часто были вполне прозаическими. Сначала всё решала воля родителей. Затем следовала долгая учеба и жизнь в бурсе со всеми ее "прелестями", описанными и Беллюстиным, и Помяловским. А вот по окончании ее можно было рассчитывать на государственную службу (стать чиновником, учителем), открыты были для семинаристов (с перерывами) и двери университетов. Духовные семинарии были настоящей кузницей чиновничьих кадров. Некоторым удавалось достичь очень высоких постов - вспомним М.М. Сперанского или И.А. Вышнеградского. Тот же недоучившийся семинарист Вышнеградский был не только министром финансов, но и талантливейшим ученым-техником, а заодно - и капиталистом с милионным состоянием. Немало среди бывших семинаристов было знаменитых ученых во всех отраслях знания (например, выпускниками Вятской семинарии были юрист К.А.Неволин, этнограф А.Г.Бессонов, геолог П.И. Кротов, фармаколог Н.В. Вершинин), деятелей искусства (поэт и переводчик Е.Костров, художник В.М. Васнецов). Иное название русского интеллигента - разночинец - очень верно отражает суть явления, это были не дворяне, а выходцы из духовенства, купечества, мещанства или крестьянства. На самом деле, положение разночинца на государственной службе (да и в иных сферах деятельности) было довольно трудным, о чем и говорит отец Алексей ("к нашему сословию пренебрежение", "никто руку помощи тебе не подаст"). Всем, кто не имел дворянского звания и протекции, приходилось рассчитывать лишь на свое трудолюбие и таланты.
Вторая черта - русское белое духовенство было почти кастовым, самозамкнутым сословием. Не зря отец Алексей говорит: "В нашем приходе близко двухсот годов все из нашей семьи священники бывали". Как уже было сказано, путь в духовные учебные заведения, а затем - и к принятию сана был открыт для всех состояний. На деле же около 80% учащихся духовных училищ и семинарий были поповичами, остальные 20% - выходцами из крестьян. Положение церковно- или священнослужителя было заманчиво, если так можно сказать, лишь для крестьян, лишь для них это могло значить "выйти в люди". Но даже богатые крестьяне порой были лучше, чем духовенство, материально обеспечены. Особенно страдали от нужды служители бедных сельских приходов. Я уже рассматривал довольно подробно пример Введенской церкви села Подрелье Орловского уезда Вятской губернии. Бедность прихода побуждала несознательное духовенство к поборам. Видя корыстолюбие священников, крестьяне легко уклонялись в раскол, и приход становился еще беднее. Это был замкнутый круг. Так и кастовость духовенства была замкнутым кругом. Если в допетровской России помещик выбирал самого благочестивого из крестьян и отправлял его к архиерею на рукоположение, то с появлением духовных школ священником мог стать лишь выпускник семинарии. В семинарии же, как было сказано, шли в основном дети духовенства. С другой стороны - священство повсюду было в родстве. Если священник имел дочь, то его желанием было выдать ее за выпускника-семинариста. Впоследствии именно для этой цели были созданы женские епархиальные училища, содержавшиеся в основном на взносы духовенства. При наличии родственных связей и протекции именитых родичей-протоиереев семинаристу из духовного сословия было легче получить место на приходе. Интересно в связи с этим проследить социальный состав русского монашества. Насельниками мужских монастырей были почти сплошь вчерашние крестьяне, тогда как ученое монашество (преподаватели семинарий, академий, настоятели монастырей и архиереи) также в своей подавляющей массе принадлежало по рождению к священнической касте. Святитель Игнатий (Брянчанинов) или отец Сергий, герой одноименной повести Льва Толстого, - это лишь исключения, подтверждающие правило.
продолжение следует.
Конечно же, монолог отца Алексея в рассказе - это так или иначе плод литературного труда Тургенева. Возможно, что-то было подвергнуто авторской цензуре. Частично рассказ может быть вымыслом, хотя нет никаких оснований не доверять словам писателя о подлинности его беседы с сельским священником.
Сразу обращает на себя внимание семейственность (в лучшем смысле этого слова), родительская любвеобильность нашего духовенства. Отец Алексей мучается со своим непутевым сыном,
Первая черта - частое нежелание воспитанников семинарий принимать священнический сан. О. Иоанн Беллюстин упоминает о трудностях (даже для лучших выпускников) в поисках прихода. В рассказе Тургенева вроде бы все гладко - отец Алексей живет надеждой передать свое место сыну. Но Яков пишет: "Не лежит сердце мое к духовному званию, ужасаюсь я ответственности, боюсь греха - сомнения во мне возродились!" Это вполне типичный случай; даже не будет преувеличением сказать, что лишь немногие воспитанники семинарий думали о принятии сана в будущем. У Лескова в "Соборянах" сын просвирни Варнава, закончивший семинарию по первому разряду, в попы не идет, а поступает в уездное училище учителем математики, объясняя при этом, что "не хочет быть обманщиком". "Придешь, бывало на молитву, - вспоминал митрополит Евлогий (Георгиевский), - в огромном зале стоят человек триста-четыреста, и знаешь, что 1/2 или 1/3 ничего общего с семинарией не имеют: ни интереса, ни симпатии к духовному призванию. Поют хором молитвы, а мне слышится - поют не с религиозным настроением, а со злым чувством; если бы могли, разнесли бы всю семинарию" ("Путь моей жизни". М., 1994. С.81). Причины поступления в духовное училище, а затем в семинарию часто были вполне прозаическими. Сначала всё решала воля родителей. Затем следовала долгая учеба и жизнь в бурсе со всеми ее "прелестями", описанными и Беллюстиным, и Помяловским. А вот по окончании ее можно было рассчитывать на государственную службу (стать чиновником, учителем), открыты были для семинаристов (с перерывами) и двери университетов. Духовные семинарии были настоящей кузницей чиновничьих кадров. Некоторым удавалось достичь очень высоких постов - вспомним М.М. Сперанского или И.А. Вышнеградского. Тот же недоучившийся семинарист Вышнеградский был не только министром финансов, но и талантливейшим ученым-техником, а заодно - и капиталистом с милионным состоянием. Немало среди бывших семинаристов было знаменитых ученых во всех отраслях знания (например, выпускниками Вятской семинарии были юрист К.А.Неволин, этнограф А.Г.Бессонов, геолог П.И. Кротов, фармаколог Н.В. Вершинин), деятелей искусства (поэт и переводчик Е.Костров, художник В.М. Васнецов). Иное название русского интеллигента - разночинец - очень верно отражает суть явления, это были не дворяне, а выходцы из духовенства, купечества, мещанства или крестьянства. На самом деле, положение разночинца на государственной службе (да и в иных сферах деятельности) было довольно трудным, о чем и говорит отец Алексей ("к нашему сословию пренебрежение", "никто руку помощи тебе не подаст"). Всем, кто не имел дворянского звания и протекции, приходилось рассчитывать лишь на свое трудолюбие и таланты.
Вторая черта - русское белое духовенство было почти кастовым, самозамкнутым сословием. Не зря отец Алексей говорит: "В нашем приходе близко двухсот годов все из нашей семьи священники бывали". Как уже было сказано, путь в духовные учебные заведения, а затем - и к принятию сана был открыт для всех состояний. На деле же около 80% учащихся духовных училищ и семинарий были поповичами, остальные 20% - выходцами из крестьян. Положение церковно- или священнослужителя было заманчиво, если так можно сказать, лишь для крестьян, лишь для них это могло значить "выйти в люди". Но даже богатые крестьяне порой были лучше, чем духовенство, материально обеспечены. Особенно страдали от нужды служители бедных сельских приходов. Я уже рассматривал довольно подробно пример Введенской церкви села Подрелье Орловского уезда Вятской губернии. Бедность прихода побуждала несознательное духовенство к поборам. Видя корыстолюбие священников, крестьяне легко уклонялись в раскол, и приход становился еще беднее. Это был замкнутый круг. Так и кастовость духовенства была замкнутым кругом. Если в допетровской России помещик выбирал самого благочестивого из крестьян и отправлял его к архиерею на рукоположение, то с появлением духовных школ священником мог стать лишь выпускник семинарии. В семинарии же, как было сказано, шли в основном дети духовенства. С другой стороны - священство повсюду было в родстве. Если священник имел дочь, то его желанием было выдать ее за выпускника-семинариста. Впоследствии именно для этой цели были созданы женские епархиальные училища, содержавшиеся в основном на взносы духовенства. При наличии родственных связей и протекции именитых родичей-протоиереев семинаристу из духовного сословия было легче получить место на приходе. Интересно в связи с этим проследить социальный состав русского монашества. Насельниками мужских монастырей были почти сплошь вчерашние крестьяне, тогда как ученое монашество (преподаватели семинарий, академий, настоятели монастырей и архиереи) также в своей подавляющей массе принадлежало по рождению к священнической касте. Святитель Игнатий (Брянчанинов) или отец Сергий, герой одноименной повести Льва Толстого, - это лишь исключения, подтверждающие правило.
продолжение следует.
