![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
fra_evgeny Из книги воспоминаний Леонида Мокерова "Следы памяти", отрывки из главы "115 лет лишения свободы. За что?"
Мокеров Леонид Дмитриевич (1918-1992) - журналист, писатель. Родился в деревне Мокеровы Орловского уезда Вятской губернии (ныне - Оричевский район). Работал в газете "Кировский водник", в годы войны перешел в "Кировскую правду". Позднее возглавлял областное управление по печати.
-------------
"Это было в конце 1948 года...
Вечером 4 октября изрядно выпивший литсотрудник Борис Косарев бесцеремонно ввалился в общежитие редакции. Начал шуметь, сквернословить, махать руками. Драчуна и бузотера выставили на улицу, вызвали милицию и отправили в медвытрезвитель. Обидевшись на не совсем тактичное к нему обращение, Косарев крикнул:
- Вы еще меня попомните, вы еще меня узнаете...
На другой день Косарев явился в органы госбезопасности и заявил, что в редакции ведутся антисоветские разговоры, есть высказывания о покушении на жизнь Сталина. В скобках скажем, что позднее, через пять лет Косарев от этого показания отказался и заявил, что его донос был "плодом возбужденной психики на почве систематической пьянки. А подав однажды клеветническое заявление, я увяз в этой лжи и не мог из нее выбраться".
Так пьянка привела к трагедии. А трагедия началась с того, что 11 ноября были арестованы А.Кодачигов и П.Кулябин, 27 ноября - В.Самоделкин, А.Сметанин и Б.Никулин, в декабре - А.Лекомцев и Г.Шипулин.
Это был полный разгром редакционного коллектива...
Несколько слов о Косареве. Этот молодой человек, беспартийный, бойко писавший стихи и газетные заметки, был принят в редакцию литсотрудником. Вспыльчивый, заносчивый, большой любитель спиртного. Из редакции был уволен, уехал в Коми АССР, где окончательно спился.
А теперь подробнее о тех семерых, которые были арестованы... Шестеро (кроме Лекомцева) - участники Великой Отечественной войны, имели офицерские звания, правительственные награды.
В чем их обвиняли? Цитирую строки их обвинительного заключения: "Будучи враждебно настроены к Советской власти и ВКП(б), в целях активной борьбы против политики партии и правительства в 1948 году создали антисоветскую группу "правых" и являлись ее участниками".
Арестованные журналисты категорически отрицали предъявленные им обвинения. Вся их вина состояла в том, что они в разговорах между собой "высказывали критические замечания о плохой материальной жизни колхозников и работников лесной промышленности". Они часто бывали в колхозах, видели, как в деревнях бедствуют многодетные семьи, как полуголодные ребятишки в лаптях ходят в школу, как сотни и сотни крестьян покидают родные края и уходят в города искать лучшую жизнь. Все это не раз было предметом раздумий и разговоров в редакционных коридорах и кабинетах. И вот эти разговоры, эта правда деревенской жизни стали главной причиной для того, чтобы следственные органы управления МГБ смогли сделать вывод: ведется клеветническая агитация на советскую действительность, ведется клевета на политику партии. Все это подводится под 10 и 11 пункты известной статьи 58 Уголовного кодекса.
Чтобы доказать предъявленные обвинения и добиться признания вины, арестованных в ходе следствия поставили на "конвейер". Беспрерывно днем и ночью, несколько суток и недель подряд шли допросы. Ни отдыха, ни сна. Менялись только следователи и охранники.
Вот как пишет об этой изнуряющей и издевательской процедуре В.Самоделкин: "Это грубая и унизительная форма допроса. Особенно ночью, при многократных выводах из камеры. Все это парализует деятельность организма, другим становится мышление. Ослабляются силы. Человек становится безразличным ко всему. Он готов все подписать, на все согласиться, лишь бы был покой и сон. А тут еще обман, запугивание..."
"Конвейер" сделал свое грязное дело. Необходимые следствию бумаги оказались подписаны всеми арестованными. Были и свидетельские "показания". Но как грубо они состряпаны.
Сорок лет беспрерывно работала в редакции стенографистка и пом.редактора З.В. Крычкова. Уже давно на пенсии. Вот что она вспоминает:
- В мае 1954 года меня и сотрудницу издательства М.Н. Олькову пригласили в управление МГБ и спросили: "Вы подтверждаете свои свидетельские показания от 1948 года об антисоветских разговорах Кодачигова, Кулябина и других работников редакции?" Я ответила: "Никогда и никому никаких свидетельских показаний я не давала". Тогда мне предъявляют напечатанный на машинке текст и спрашивают: "Это ваша подпись?" Присмотрелась: подпись действительно похожа на мою. Но я твердо помню - никому и никогда показаний я не давала. Это же явная подделка.
Не было "свидетельских показаний" и от М.Н. Ольковой.
Вот так, белыми нитками, было заштопано уголовное дело "редакционной семерки". Когда сейчас юристы просматривают пожелтевшие следственные документы, только удивленно качают головами и разводят руками. Нет никаких фактов ни по группе "правых", ни по террористическим намерениям, ни по "крестьянской партии". Там ничего не говорится, кто входил в эти группировки, где они собирались, кто был руководитель, какова их программа.
В "деле" не называется ни одной заметки, ни одной статьи, где бы упоминалось, что группа "правых" использовала газетные страницы в целях антисоветской пропаганды.
Конечно, у "террористов" не нашли ни оружия, ни патронов, ни взрывчатки...
Обвинительное заключение было составлено в марте. Казалось, что оно должно быть рассмотрено областной прокуратурой и направлено в областной суд. Но Кожевников [начальник УМГБ] и его команда боялись открытого суда, широкой огласки. Дело направили в прокуратуру войск МВД Уральского военного округа. Потом дело переслали для рассмотрения в военный трибунал, но и он почему-то отказался его рассматривать. И только 3 сентября 1949 года дело было рассмотрено в Москве так называемым особым совещанием при МГБ СССР. На нем не было ни прокурора, ни защитников, ни свидетелей и даже обвиняемых. Так заочно, без личного присутствия арестованных, по липовому следствию, решалась судьба семи человек. Приговор гласил: учитывая высказывания "террористических настроений", Кодачигова, Кулябина и Лекомцева осудить по статье 58, пункты 8, 10 и 11 на 25 лет лишения свободы каждого. Остальным на основании статьи 58-10,11, по десять лет.
- А мы готовились к суду, - вспоминает В.И. Самоделкин, - хотели рассказать правду о следствии, о "конвейере"; надеялись, что суд разберется...
Суровая кара легла тяжелым камнем не только на осужденных, но и на судьбы родных и близких людей. Женам осужденных с издевкой было сказано: "Подавайте в суд на развод, не быть же вам всю жизнь женами врагов народа".
Когда я собирал факты, читал судебные материалы, решил также встретиться с родственниками осужденных. Нина Никаноровна, жена Лекомцева, с горечью произнесла:
- Не буду ничего говорить. И сейчас очень тяжело. Никто не знает, сколько пролито слез...
О трагической судьбе А.Кодачигова написала мне его сестра Евгения Николаевна, проживающая сейчас в городе Халтурине.
"Мы никогда не верили, что Афанасий - мой брат, офицер Красной Армии, может стать врагом народа. Когда брат был посажен, его старший сын Юра с золотой медалью заканчивал среднюю школу. На пятерки сдал экзамены в МГУ, но учиться "сыну врага народа" не пришлось. Вместо учебы предложили ехать на строительство Норильска. Туда к сыну уехала и его мать - жена А.Кодачигова. Вскоре она там умерла. Наш брат Анатолий работал в те годы редактором газеты "Халтуринская правда". Его сняли с работы как родственника "врага народа". По этой же причине хотели уволить и меня с должности рядового библиотекаря. Афанасий после освобождения из воркутинских лагерей приехал с открытой формой туберкулеза. Прожил всего четыре года и умер в возрасте 49 лет".
Нелегко пережили это горе и в семьях Кулябина, Сметанина, Шипулина, Самоделкина и Никулина...
И только после смерти Сталина, а также после неоднократных личных заявлений осужденных 16 января 1954 г. военная коллегия Верховного Суда СССР направила дело на дополнительное расследование. 7 мая 1955 г. управлением МГБ по Кировской области дело было прекращено, и все осужденные реабилитированы.
Какова же их дальнейшая судьба? А.Лекомцев, А.Сметанин и А.Кодачигов вернулись на работу в "Кировскую правду". Но это уже были не те, непоседливые, острые на язык и перо газетчики. Пятилетие пребывания в заключении наложило на их психику тяжелый отпечаток. А.Лекомцева утвердили заведующим отделом советского строительства. Но у него уже не было прежней остроты и оперативности. Писал медленно, везде и во всем осторожничал.
Когда А.Кодачигова посылали собкором в Зуевку, он прямо заявил:
- Критику писать не буду, хватит, натерпелся...
А.Сметанин с творческой работы перешел на административную должность в издательство "Кировская правда". В.Самоделкин пошел учительствовать, П.Кулябин стал радиожурналистом. Он говорил:
- Подальше от критики. За положительные информации и репортажи никто судить не будет.
Г.Шипулин уехал сотрудничать в районные газеты Горьковской области. Б.Никулин, имея первую группу инвалидности, много сил потратил на создание словаря "Вятские говоры". Им собрано более 20 тысяч слов.
Л.И. Бехтерев [редактор "Кировской правды" в 1950-е гг.] проявил большое упорство и настойчивость в привлечении к ответственности виновников грубого произвола и нарушения законности. По его настоянию в Киров из Москвы приезжала специальная комиссия. В материалах областной прокуратуры мы читаем:
"Установлено, что бывший начальник УМГБ полковник Кожевников, начальник следственного отдела Мамаев и следователь Мальцев заставляли арестованных и свидетелей подписывать сфальсифицированные ими протоколы следственных действий, допросы иногда вели в ночное время, лишали арестованных нормального сна, оказывали на них резкое психологическое давление, допускали угрозы, грубости в обращении. Мер физического принуждения, по словам осужденных, не применяли.
За указанные нарушения требований УПК РСФСР и дискредитацию органов госбезопасности Мамаев и Мальцев были уволены со службы".
Получили строгие наказания и некоторые другие следственные работники.
А Кожевников? Он заранее почуял, что "дело пахнет керосином", подал в отставку, получил пенсию и переехал на постоянное местожительство в Подмосковье. Но... его и там нашли. Кожевников был вызван в комитет партийного контроля при ЦК КПСС и исключен из партии, лишен воинского звания. Сегодня мне кажется это наказание мягковатым. Надо было его судить!"
-----------
Л. Мокеров. Следы памяти. Киров, 1992. С. 29-39.
Мокеров Леонид Дмитриевич (1918-1992) - журналист, писатель. Родился в деревне Мокеровы Орловского уезда Вятской губернии (ныне - Оричевский район). Работал в газете "Кировский водник", в годы войны перешел в "Кировскую правду". Позднее возглавлял областное управление по печати.
-------------
"Это было в конце 1948 года...
Вечером 4 октября изрядно выпивший литсотрудник Борис Косарев бесцеремонно ввалился в общежитие редакции. Начал шуметь, сквернословить, махать руками. Драчуна и бузотера выставили на улицу, вызвали милицию и отправили в медвытрезвитель. Обидевшись на не совсем тактичное к нему обращение, Косарев крикнул:
- Вы еще меня попомните, вы еще меня узнаете...
На другой день Косарев явился в органы госбезопасности и заявил, что в редакции ведутся антисоветские разговоры, есть высказывания о покушении на жизнь Сталина. В скобках скажем, что позднее, через пять лет Косарев от этого показания отказался и заявил, что его донос был "плодом возбужденной психики на почве систематической пьянки. А подав однажды клеветническое заявление, я увяз в этой лжи и не мог из нее выбраться".
Так пьянка привела к трагедии. А трагедия началась с того, что 11 ноября были арестованы А.Кодачигов и П.Кулябин, 27 ноября - В.Самоделкин, А.Сметанин и Б.Никулин, в декабре - А.Лекомцев и Г.Шипулин.
Это был полный разгром редакционного коллектива...
Несколько слов о Косареве. Этот молодой человек, беспартийный, бойко писавший стихи и газетные заметки, был принят в редакцию литсотрудником. Вспыльчивый, заносчивый, большой любитель спиртного. Из редакции был уволен, уехал в Коми АССР, где окончательно спился.
А теперь подробнее о тех семерых, которые были арестованы... Шестеро (кроме Лекомцева) - участники Великой Отечественной войны, имели офицерские звания, правительственные награды.
В чем их обвиняли? Цитирую строки их обвинительного заключения: "Будучи враждебно настроены к Советской власти и ВКП(б), в целях активной борьбы против политики партии и правительства в 1948 году создали антисоветскую группу "правых" и являлись ее участниками".
Арестованные журналисты категорически отрицали предъявленные им обвинения. Вся их вина состояла в том, что они в разговорах между собой "высказывали критические замечания о плохой материальной жизни колхозников и работников лесной промышленности". Они часто бывали в колхозах, видели, как в деревнях бедствуют многодетные семьи, как полуголодные ребятишки в лаптях ходят в школу, как сотни и сотни крестьян покидают родные края и уходят в города искать лучшую жизнь. Все это не раз было предметом раздумий и разговоров в редакционных коридорах и кабинетах. И вот эти разговоры, эта правда деревенской жизни стали главной причиной для того, чтобы следственные органы управления МГБ смогли сделать вывод: ведется клеветническая агитация на советскую действительность, ведется клевета на политику партии. Все это подводится под 10 и 11 пункты известной статьи 58 Уголовного кодекса.
Чтобы доказать предъявленные обвинения и добиться признания вины, арестованных в ходе следствия поставили на "конвейер". Беспрерывно днем и ночью, несколько суток и недель подряд шли допросы. Ни отдыха, ни сна. Менялись только следователи и охранники.
Вот как пишет об этой изнуряющей и издевательской процедуре В.Самоделкин: "Это грубая и унизительная форма допроса. Особенно ночью, при многократных выводах из камеры. Все это парализует деятельность организма, другим становится мышление. Ослабляются силы. Человек становится безразличным ко всему. Он готов все подписать, на все согласиться, лишь бы был покой и сон. А тут еще обман, запугивание..."
"Конвейер" сделал свое грязное дело. Необходимые следствию бумаги оказались подписаны всеми арестованными. Были и свидетельские "показания". Но как грубо они состряпаны.
Сорок лет беспрерывно работала в редакции стенографистка и пом.редактора З.В. Крычкова. Уже давно на пенсии. Вот что она вспоминает:
- В мае 1954 года меня и сотрудницу издательства М.Н. Олькову пригласили в управление МГБ и спросили: "Вы подтверждаете свои свидетельские показания от 1948 года об антисоветских разговорах Кодачигова, Кулябина и других работников редакции?" Я ответила: "Никогда и никому никаких свидетельских показаний я не давала". Тогда мне предъявляют напечатанный на машинке текст и спрашивают: "Это ваша подпись?" Присмотрелась: подпись действительно похожа на мою. Но я твердо помню - никому и никогда показаний я не давала. Это же явная подделка.
Не было "свидетельских показаний" и от М.Н. Ольковой.
Вот так, белыми нитками, было заштопано уголовное дело "редакционной семерки". Когда сейчас юристы просматривают пожелтевшие следственные документы, только удивленно качают головами и разводят руками. Нет никаких фактов ни по группе "правых", ни по террористическим намерениям, ни по "крестьянской партии". Там ничего не говорится, кто входил в эти группировки, где они собирались, кто был руководитель, какова их программа.
В "деле" не называется ни одной заметки, ни одной статьи, где бы упоминалось, что группа "правых" использовала газетные страницы в целях антисоветской пропаганды.
Конечно, у "террористов" не нашли ни оружия, ни патронов, ни взрывчатки...
Обвинительное заключение было составлено в марте. Казалось, что оно должно быть рассмотрено областной прокуратурой и направлено в областной суд. Но Кожевников [начальник УМГБ] и его команда боялись открытого суда, широкой огласки. Дело направили в прокуратуру войск МВД Уральского военного округа. Потом дело переслали для рассмотрения в военный трибунал, но и он почему-то отказался его рассматривать. И только 3 сентября 1949 года дело было рассмотрено в Москве так называемым особым совещанием при МГБ СССР. На нем не было ни прокурора, ни защитников, ни свидетелей и даже обвиняемых. Так заочно, без личного присутствия арестованных, по липовому следствию, решалась судьба семи человек. Приговор гласил: учитывая высказывания "террористических настроений", Кодачигова, Кулябина и Лекомцева осудить по статье 58, пункты 8, 10 и 11 на 25 лет лишения свободы каждого. Остальным на основании статьи 58-10,11, по десять лет.
- А мы готовились к суду, - вспоминает В.И. Самоделкин, - хотели рассказать правду о следствии, о "конвейере"; надеялись, что суд разберется...
Суровая кара легла тяжелым камнем не только на осужденных, но и на судьбы родных и близких людей. Женам осужденных с издевкой было сказано: "Подавайте в суд на развод, не быть же вам всю жизнь женами врагов народа".
Когда я собирал факты, читал судебные материалы, решил также встретиться с родственниками осужденных. Нина Никаноровна, жена Лекомцева, с горечью произнесла:
- Не буду ничего говорить. И сейчас очень тяжело. Никто не знает, сколько пролито слез...
О трагической судьбе А.Кодачигова написала мне его сестра Евгения Николаевна, проживающая сейчас в городе Халтурине.
"Мы никогда не верили, что Афанасий - мой брат, офицер Красной Армии, может стать врагом народа. Когда брат был посажен, его старший сын Юра с золотой медалью заканчивал среднюю школу. На пятерки сдал экзамены в МГУ, но учиться "сыну врага народа" не пришлось. Вместо учебы предложили ехать на строительство Норильска. Туда к сыну уехала и его мать - жена А.Кодачигова. Вскоре она там умерла. Наш брат Анатолий работал в те годы редактором газеты "Халтуринская правда". Его сняли с работы как родственника "врага народа". По этой же причине хотели уволить и меня с должности рядового библиотекаря. Афанасий после освобождения из воркутинских лагерей приехал с открытой формой туберкулеза. Прожил всего четыре года и умер в возрасте 49 лет".
Нелегко пережили это горе и в семьях Кулябина, Сметанина, Шипулина, Самоделкина и Никулина...
И только после смерти Сталина, а также после неоднократных личных заявлений осужденных 16 января 1954 г. военная коллегия Верховного Суда СССР направила дело на дополнительное расследование. 7 мая 1955 г. управлением МГБ по Кировской области дело было прекращено, и все осужденные реабилитированы.
Какова же их дальнейшая судьба? А.Лекомцев, А.Сметанин и А.Кодачигов вернулись на работу в "Кировскую правду". Но это уже были не те, непоседливые, острые на язык и перо газетчики. Пятилетие пребывания в заключении наложило на их психику тяжелый отпечаток. А.Лекомцева утвердили заведующим отделом советского строительства. Но у него уже не было прежней остроты и оперативности. Писал медленно, везде и во всем осторожничал.
Когда А.Кодачигова посылали собкором в Зуевку, он прямо заявил:
- Критику писать не буду, хватит, натерпелся...
А.Сметанин с творческой работы перешел на административную должность в издательство "Кировская правда". В.Самоделкин пошел учительствовать, П.Кулябин стал радиожурналистом. Он говорил:
- Подальше от критики. За положительные информации и репортажи никто судить не будет.
Г.Шипулин уехал сотрудничать в районные газеты Горьковской области. Б.Никулин, имея первую группу инвалидности, много сил потратил на создание словаря "Вятские говоры". Им собрано более 20 тысяч слов.
Л.И. Бехтерев [редактор "Кировской правды" в 1950-е гг.] проявил большое упорство и настойчивость в привлечении к ответственности виновников грубого произвола и нарушения законности. По его настоянию в Киров из Москвы приезжала специальная комиссия. В материалах областной прокуратуры мы читаем:
"Установлено, что бывший начальник УМГБ полковник Кожевников, начальник следственного отдела Мамаев и следователь Мальцев заставляли арестованных и свидетелей подписывать сфальсифицированные ими протоколы следственных действий, допросы иногда вели в ночное время, лишали арестованных нормального сна, оказывали на них резкое психологическое давление, допускали угрозы, грубости в обращении. Мер физического принуждения, по словам осужденных, не применяли.
За указанные нарушения требований УПК РСФСР и дискредитацию органов госбезопасности Мамаев и Мальцев были уволены со службы".
Получили строгие наказания и некоторые другие следственные работники.
А Кожевников? Он заранее почуял, что "дело пахнет керосином", подал в отставку, получил пенсию и переехал на постоянное местожительство в Подмосковье. Но... его и там нашли. Кожевников был вызван в комитет партийного контроля при ЦК КПСС и исключен из партии, лишен воинского звания. Сегодня мне кажется это наказание мягковатым. Надо было его судить!"
-----------
Л. Мокеров. Следы памяти. Киров, 1992. С. 29-39.
