![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
fra_evgeny "Знакомый до мельчайших деталей, до самых глухих задворок и закутков.
Во время войны самый посещаемый нашей компанией, живущей вокруг библиотеки имени Герцена.
В любую погоду - в слякоть, грязь, дождь, мороз, жару наша когорта (пять, шесть человек) трусила утром на рынок. Это, если учились во вторую смену. Когда учились в первую, то посещение рынка в учебные дни отменялось. Бывали там только когда "срывались" с уроков, "казачили", ну и в воскресенье.
В тяжкие, холодные и голодные годы рынок бурлил, он был центром торговой жизни, как Нижегородская ярмарка, как сегодняшние биржи.
Верхний рынок, улица Коммунистическая (у Серафимовской церкви). Фото Л.Шишкина. 1946 год.
Раненько утром собирались около Герценки и напрямик, по проходным дворам, а где и через дыру в заборе быстрыми перебежками - на базар.
Через Физприборовский стадион, мимо красно-кирпичного старинного дома (где сейчас кафе, фото и еще какие-то офисы) к Центральной бане. От нее по кромке банного оврага и по диагонали через квартал вдоль разломанных заборов, помоек, почерневших частных и коммунальных домов, на угол улиц свободы и Коммунистической.
А там - под горку и мы у начала Верхнего рынка.
Начинался рынок от угла улиц Коммунистической и Ленина и занимал квартал до ул Большевиков и Воровского, да еще прихватывал часть площади, где проходили парады и митинги в двадцатые-тридцатые годы. Гул рынка был слышен издалека, примерно за квартал.
"Рынок... прихватывал часть площади, где проходили митинги в двадцатые-тридцатые годы..."
Площадь Революции. Пробег газогенераторных автомобилей. Фото Л.Шишкина. 1938 год.
Филармонии не было.
Торговые площади отделял от улицы Ленина скучный грязно-зеленый сплошной забор с двумя отдушинами, в которых разместились пивные, работающие без перерыва.
Пиво, водка, вино... Традиционные хамса или килька с черным хлебом, крутые яйца и котлеты с прозеленью, которые не ели даже вечно голодные прихлебатели, собирающие порожние кружки и тарелки и относящие их к бабке-мойщице. Прихлебатели были постоянными членами обслуги, находились, как бы, в штате. Дорожили своим местом и конкурентов к своей "кормушке" не допускали.
А кормились они остатками закуски, допивали неопорожненные кружки. Кто-то из щедрых и захмелевших оставлял и вина или водки.
К закрытию заведения они были достаточно пьяны и относительно сыты.
Ни о какой другой жизни эти легионеры и не мечтали.
В зимнее время утром и вечером отгребали снег, летом подметали тротуары. Помогали привести в порядок пивной зал, выкатывали пустые бочки на задворки.
Если случалось, что какой-то приблудный забудыга понес кружки и тарелки к мойщице, то дело доходило до ругани, стычек и подзатыльников...
Тогда зычный голос подавала главная пивница, обычно заматеревшая баба с "нумером четыре-шесть", в белом некогда халате с желтыми подтеками.
Не прекращая наливать пиво, выдавать закусь, получать деньги, она хриплым командирским полубасом, и стукнув кружкой по столу, грозила всяческими карами расшумевшимся прихлебателям, в том числе и отлучением от "хлебной" точки.
Случайно забредший спешил исчезнуть - силы были неравны, да и хозяева есть хозяева. Им и стены и многопудовая пивница "в помощь".
Через минуту восстанавливался обыденный ритм, "бряк" кружек, разговоры поддавших посетителей...
Сегодня от Верхнего рынка осталось одно деревянное (рубленое) здание бывшей столовой по улице коммунистической, напротив опять же бывшего спортивного магазина "Динамо" (Лихановская библиотека).
В бывшей столовой разместилось дорогое кафе. Как и чем там кормят и поят не знаю. Случайно заглянул, но заходить не стал.
Верхний рынок. Фото Л. Шишкина. Начало 1930-х годов.
Вход на рынок начинался прямо с угла. Никаких ворот. Просто были убраны два завершающих угловых звена забора.
От этого импровизированного входа к прилавкам, расположенным в сотне метров, два ряда продавцов, разложивших свой товар на картонках, половиках, фанерках, постеленных на земле (зимой на утоптанном снегу).
Поношенная одежда, стоптанная обувь, шапки и рукавицы, армейские сапоги и телогрейки, ключи, ложки, вилки, посуда...
Большинство торгующих - китайцы. У них здесь своя диаспора, некий анклав. Предлагают целлулоидные подворотнички, зажигалки из винтовочных гильз, пуговицы, рыболовные крючки и всякий другой "шурум-бурум".
Это я вспоминаю военные и первые послевоенные годы (1941-1947 гг.).
Зима. Мы идем между рядов. Интересуемся, кто чем торгует.
Вот толстый китаец в валенках, шапке с опущенными ушами и в двух телогрейках, сидит на перевернутом ведре, застеленном старым ватным рваным одеялом, чтобы не мерзла задница.
Зазывно, громко предлагает свой товар:
- Вот камушки для зажигалок. Хорошую искру дают!
- А вот туфли домашние, ботинки крепкие, лезвия "Красная звезда".
- Очень сладкие петушки на палочках. Подходи, покупай!
Крепкий, сытый китаец. Рожа красная.
Вдоль рядов прохаживается дядька в шинели, в ботинках и обмотках. На голове - шапка из непонятного меха - клочья торчат во все стороны.
В руках большая сумка. По очереди наклоняется к заколевшим продавцам и предлагает водки (для "сугрева"). "Мерзавчик" (100 г.) - 50 рублей.
Торгорля идет бойко.
Толстый китаец берет два шкалика, расплачивается. Один тут же выпивает, зажевав горечь куском хлеба, который хранил за пазухой, чтобы не замерз. Второй шкалик засунул в карман ватных брюк. Повеселел.
Зима 1941-1942 годов была жестокой. Холодище. Мы в подшитых валенках, заношенных свитерах и телогрейках, в двух-трех фланелевых штанах. Всё ношеное, всё потертое, всё старое.
На это не обращаем внимание, лишь бы было тепло.
Однажды толстый китаец, который, видимо, присмотрелся к нам, или по какой другой причине, подозвал нас и сказал:
- Ребята, приносите мне старую одежду, обувь, посуду, приносите всё, что есть лишнее. Буду вас подкармливать. Если есть инструмент - тоже несите.
Мы стали обшаривать подвалы, чуланы, чердаки, сараи (свои и, честно говоря, случайно заглядывали и в чужие). Собирали старье. Кое-где попадались лопаты, грабли, нехитрый инструмент: молотки, ржавые ножовки, стамески...
После первого рейда утильсырья набралось порядочно.
Самый мудрый из нас (в первом классе он сидел два года) сказал:
- Сразу всё не понесем. Будем таскать по частям. Посмотрим, чем нас китаец обрадует.
Все-таки нас было пятеро. Но мы зря беспокоились. всё. что мы принесли, было принято. Нас поставили на очень скромное довольствие.
Оказывается, китаец был нашим соседом. Он жил в деревянной двухэтажной развалюхе дореволюционной постройки. На зазеленевшей, покрытой мхом крыше проросли березки...
Дом располагался на углу улиц Герцена и Карла Маркса. Там было всего две русских семьи и несметное количество китайцев. Этакий "Чайна Таун".
Даже участковый и НКВД не знали, сколько там живет китайцев.
Темные скрипучие лестницы, мрачные коридорчики, комнатушки и комнаты, где ютились по две-три семьи. Сундуки, ящики, мешки... Большая продымленная черная кухня.
В общем, "Воронья слободка", как у И.Ильфа и Е.Петрова в "Двенадцати стульях".
Контакты с китайцем у нас сложились хорошие. Он даже оставлял нас сторожить свое добро, когда ему надо было куда-то сходить, с кем-то встретиться. Деловой был китаец. Просто так он ничего не делал. Звали его то ли Цзян-Ши, то ли Ши-Цзян - не помню, но он охотно откликался на "Василия" - ему нравилось, когда его так называли.
Оказывается, он знал нас давно.
В ноябре 1941 года мальчиков, девочек и женщин заставили копать траншею-зигзаг (так называемую "щель") для укрытия от возможной бомбежки.
Из мужиков были только почтенного возраста милиционер, который приходил и проверял: не разбежались ли...
Голодные и озябшие, мы ничего толком сделать не могли, а только поковырялись в мерзлой земле. А если бы даже и выкопали, то даже при самой жестокой бомбежке вряд ли кто-нибудь из местных жителей пролез бы в эту канаву.
Но был и положительный результат. Витька Солодянкин, друг детства, живший в полуподвале углового дома, среди оравы китайцев, долбанув в очередной раз ломом мерзлый ком, наткнулся на золотую цепочку с медальоном.
- Клад! - шепнул он мне.
Негнущимися от мороза пальцами начали перебирать ледяные кусочки земли.
Нашли еще колечко, разрубленное ломом, несколько золотых десятирублевок и сломанный брелок, видимо, к часам.
Виктор сказал:
- Пойдем к моим соседям - китайцам. Обменяем на какую-нибудь еду. нам эти безделушки ни к чему, а узнают - начнут выпытывать, сколько нашли и куда дели? затаскают! Нужно быстрей отделаться от золотишка!
Вот тогда-то, оказывается, мы и встретились с толстым китайцем. Я его не запомнил. Был голодным, усталым и сильно прозябшим. Он всё взял. Дал нам по буханке хлеба, чай, крупу, горох, бутылку подсолнечного масла. Предлагал водку, но мы, дураки, отказались - взрослым бы нашим она очень бы пригоилась.
Китаец нас запомнил и сказал:
- Трудно будет - приходите, но не пустые.
На Верхнем рынке я бывал еще в довоенные годы с бабушкой Юлией Яковлевной Мильчаковой, Мы какое-то время жили у нее на Красноармейской (Кукарской), дом №17, напротив пединститута.
Два раза в неделю она ходила за молоком. брала его у одной и той же бабки. После покупки - на полчаса разговоров. А я стоял рядом, переступая с ноги на ногу, с тоской ожидая конца обмена мнениями."
-------------
Е.Мильчаков. Рынки. Киров, 2007. С.18-24.
Во время войны самый посещаемый нашей компанией, живущей вокруг библиотеки имени Герцена.
В любую погоду - в слякоть, грязь, дождь, мороз, жару наша когорта (пять, шесть человек) трусила утром на рынок. Это, если учились во вторую смену. Когда учились в первую, то посещение рынка в учебные дни отменялось. Бывали там только когда "срывались" с уроков, "казачили", ну и в воскресенье.
В тяжкие, холодные и голодные годы рынок бурлил, он был центром торговой жизни, как Нижегородская ярмарка, как сегодняшние биржи.
Верхний рынок, улица Коммунистическая (у Серафимовской церкви). Фото Л.Шишкина. 1946 год.
Раненько утром собирались около Герценки и напрямик, по проходным дворам, а где и через дыру в заборе быстрыми перебежками - на базар.
Через Физприборовский стадион, мимо красно-кирпичного старинного дома (где сейчас кафе, фото и еще какие-то офисы) к Центральной бане. От нее по кромке банного оврага и по диагонали через квартал вдоль разломанных заборов, помоек, почерневших частных и коммунальных домов, на угол улиц свободы и Коммунистической.
А там - под горку и мы у начала Верхнего рынка.
Начинался рынок от угла улиц Коммунистической и Ленина и занимал квартал до ул Большевиков и Воровского, да еще прихватывал часть площади, где проходили парады и митинги в двадцатые-тридцатые годы. Гул рынка был слышен издалека, примерно за квартал.
"Рынок... прихватывал часть площади, где проходили митинги в двадцатые-тридцатые годы..."
Площадь Революции. Пробег газогенераторных автомобилей. Фото Л.Шишкина. 1938 год.
Филармонии не было.
Торговые площади отделял от улицы Ленина скучный грязно-зеленый сплошной забор с двумя отдушинами, в которых разместились пивные, работающие без перерыва.
Пиво, водка, вино... Традиционные хамса или килька с черным хлебом, крутые яйца и котлеты с прозеленью, которые не ели даже вечно голодные прихлебатели, собирающие порожние кружки и тарелки и относящие их к бабке-мойщице. Прихлебатели были постоянными членами обслуги, находились, как бы, в штате. Дорожили своим местом и конкурентов к своей "кормушке" не допускали.
А кормились они остатками закуски, допивали неопорожненные кружки. Кто-то из щедрых и захмелевших оставлял и вина или водки.
К закрытию заведения они были достаточно пьяны и относительно сыты.
Ни о какой другой жизни эти легионеры и не мечтали.
В зимнее время утром и вечером отгребали снег, летом подметали тротуары. Помогали привести в порядок пивной зал, выкатывали пустые бочки на задворки.
Если случалось, что какой-то приблудный забудыга понес кружки и тарелки к мойщице, то дело доходило до ругани, стычек и подзатыльников...
Тогда зычный голос подавала главная пивница, обычно заматеревшая баба с "нумером четыре-шесть", в белом некогда халате с желтыми подтеками.
Не прекращая наливать пиво, выдавать закусь, получать деньги, она хриплым командирским полубасом, и стукнув кружкой по столу, грозила всяческими карами расшумевшимся прихлебателям, в том числе и отлучением от "хлебной" точки.
Случайно забредший спешил исчезнуть - силы были неравны, да и хозяева есть хозяева. Им и стены и многопудовая пивница "в помощь".
Через минуту восстанавливался обыденный ритм, "бряк" кружек, разговоры поддавших посетителей...
Сегодня от Верхнего рынка осталось одно деревянное (рубленое) здание бывшей столовой по улице коммунистической, напротив опять же бывшего спортивного магазина "Динамо" (Лихановская библиотека).
В бывшей столовой разместилось дорогое кафе. Как и чем там кормят и поят не знаю. Случайно заглянул, но заходить не стал.
Верхний рынок. Фото Л. Шишкина. Начало 1930-х годов.
Вход на рынок начинался прямо с угла. Никаких ворот. Просто были убраны два завершающих угловых звена забора.
От этого импровизированного входа к прилавкам, расположенным в сотне метров, два ряда продавцов, разложивших свой товар на картонках, половиках, фанерках, постеленных на земле (зимой на утоптанном снегу).
Поношенная одежда, стоптанная обувь, шапки и рукавицы, армейские сапоги и телогрейки, ключи, ложки, вилки, посуда...
Большинство торгующих - китайцы. У них здесь своя диаспора, некий анклав. Предлагают целлулоидные подворотнички, зажигалки из винтовочных гильз, пуговицы, рыболовные крючки и всякий другой "шурум-бурум".
Это я вспоминаю военные и первые послевоенные годы (1941-1947 гг.).
Зима. Мы идем между рядов. Интересуемся, кто чем торгует.
Вот толстый китаец в валенках, шапке с опущенными ушами и в двух телогрейках, сидит на перевернутом ведре, застеленном старым ватным рваным одеялом, чтобы не мерзла задница.
Зазывно, громко предлагает свой товар:
- Вот камушки для зажигалок. Хорошую искру дают!
- А вот туфли домашние, ботинки крепкие, лезвия "Красная звезда".
- Очень сладкие петушки на палочках. Подходи, покупай!
Крепкий, сытый китаец. Рожа красная.
Вдоль рядов прохаживается дядька в шинели, в ботинках и обмотках. На голове - шапка из непонятного меха - клочья торчат во все стороны.
В руках большая сумка. По очереди наклоняется к заколевшим продавцам и предлагает водки (для "сугрева"). "Мерзавчик" (100 г.) - 50 рублей.
Торгорля идет бойко.
Толстый китаец берет два шкалика, расплачивается. Один тут же выпивает, зажевав горечь куском хлеба, который хранил за пазухой, чтобы не замерз. Второй шкалик засунул в карман ватных брюк. Повеселел.
Зима 1941-1942 годов была жестокой. Холодище. Мы в подшитых валенках, заношенных свитерах и телогрейках, в двух-трех фланелевых штанах. Всё ношеное, всё потертое, всё старое.
На это не обращаем внимание, лишь бы было тепло.
Однажды толстый китаец, который, видимо, присмотрелся к нам, или по какой другой причине, подозвал нас и сказал:
- Ребята, приносите мне старую одежду, обувь, посуду, приносите всё, что есть лишнее. Буду вас подкармливать. Если есть инструмент - тоже несите.
Мы стали обшаривать подвалы, чуланы, чердаки, сараи (свои и, честно говоря, случайно заглядывали и в чужие). Собирали старье. Кое-где попадались лопаты, грабли, нехитрый инструмент: молотки, ржавые ножовки, стамески...
После первого рейда утильсырья набралось порядочно.
Самый мудрый из нас (в первом классе он сидел два года) сказал:
- Сразу всё не понесем. Будем таскать по частям. Посмотрим, чем нас китаец обрадует.
Все-таки нас было пятеро. Но мы зря беспокоились. всё. что мы принесли, было принято. Нас поставили на очень скромное довольствие.
Оказывается, китаец был нашим соседом. Он жил в деревянной двухэтажной развалюхе дореволюционной постройки. На зазеленевшей, покрытой мхом крыше проросли березки...
Дом располагался на углу улиц Герцена и Карла Маркса. Там было всего две русских семьи и несметное количество китайцев. Этакий "Чайна Таун".
Даже участковый и НКВД не знали, сколько там живет китайцев.
Темные скрипучие лестницы, мрачные коридорчики, комнатушки и комнаты, где ютились по две-три семьи. Сундуки, ящики, мешки... Большая продымленная черная кухня.
В общем, "Воронья слободка", как у И.Ильфа и Е.Петрова в "Двенадцати стульях".
Контакты с китайцем у нас сложились хорошие. Он даже оставлял нас сторожить свое добро, когда ему надо было куда-то сходить, с кем-то встретиться. Деловой был китаец. Просто так он ничего не делал. Звали его то ли Цзян-Ши, то ли Ши-Цзян - не помню, но он охотно откликался на "Василия" - ему нравилось, когда его так называли.
Оказывается, он знал нас давно.
В ноябре 1941 года мальчиков, девочек и женщин заставили копать траншею-зигзаг (так называемую "щель") для укрытия от возможной бомбежки.
Из мужиков были только почтенного возраста милиционер, который приходил и проверял: не разбежались ли...
Голодные и озябшие, мы ничего толком сделать не могли, а только поковырялись в мерзлой земле. А если бы даже и выкопали, то даже при самой жестокой бомбежке вряд ли кто-нибудь из местных жителей пролез бы в эту канаву.
Но был и положительный результат. Витька Солодянкин, друг детства, живший в полуподвале углового дома, среди оравы китайцев, долбанув в очередной раз ломом мерзлый ком, наткнулся на золотую цепочку с медальоном.
- Клад! - шепнул он мне.
Негнущимися от мороза пальцами начали перебирать ледяные кусочки земли.
Нашли еще колечко, разрубленное ломом, несколько золотых десятирублевок и сломанный брелок, видимо, к часам.
Виктор сказал:
- Пойдем к моим соседям - китайцам. Обменяем на какую-нибудь еду. нам эти безделушки ни к чему, а узнают - начнут выпытывать, сколько нашли и куда дели? затаскают! Нужно быстрей отделаться от золотишка!
Вот тогда-то, оказывается, мы и встретились с толстым китайцем. Я его не запомнил. Был голодным, усталым и сильно прозябшим. Он всё взял. Дал нам по буханке хлеба, чай, крупу, горох, бутылку подсолнечного масла. Предлагал водку, но мы, дураки, отказались - взрослым бы нашим она очень бы пригоилась.
Китаец нас запомнил и сказал:
- Трудно будет - приходите, но не пустые.
На Верхнем рынке я бывал еще в довоенные годы с бабушкой Юлией Яковлевной Мильчаковой, Мы какое-то время жили у нее на Красноармейской (Кукарской), дом №17, напротив пединститута.
Два раза в неделю она ходила за молоком. брала его у одной и той же бабки. После покупки - на полчаса разговоров. А я стоял рядом, переступая с ноги на ногу, с тоской ожидая конца обмена мнениями."
-------------
Е.Мильчаков. Рынки. Киров, 2007. С.18-24.
продолжение следует
![[identity profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/openid.png){kind=small}
no subject
Date: 2013-08-31 11:53 am (UTC)no subject
Date: 2013-08-31 01:10 pm (UTC)